Ни женщин, ни детей не щадил враг. На снимке семья Кузнецовых, зверски расстрелянная гитлеровцами.

Лишь старший сын Кузнецовой Виктор избежал ареста и расстрела. Он был пастушком и, когда забирали мать, находился в 16 километрах от хутора. Это был необыкновенно смелый и любящий Родину мальчик. Осенью 1941 и зимой 1942 года он, 13-летний, дважды пытался достичь фронта. Его возвращали из Орши и Смоленска. Последний раз пригрозили, что при новой попытке расстреляют на месте. Тогда все мечты Вити устремились к тому, чтобы разыскать партизан или создать свой партизанский отряд. Три припрятанные винтовки с патронами у него уже были.

Витя погиб в 1944 году от рук бандитов, маскировавшихся под партизан.

И еще об одном человеке, который учил меня жить и любить Отчизну.

За два дня до войны после окончания военного училища прибыл в свою часть лейтенант Игорь Суров. При защите городка он был тяжело ранен. Перевозить тяжелораненых пленных гитлеровцы заставляли крестьян. Однако жители часто везли раненых не в лагерь, а в деревню или на хутор. Так было и с Суровым. Моя мать делала ему перевязки, лечила, как могла. Вскоре Игорю стало легче, но мешала пуля, которая сидела где-то внутри. Пришлось договориться об операции с врачом больницы в Семятичах. Скоро Суров вернулся к нам и, когда окончательно окреп, решил идти на восток, к линии фронта. Но около Высокого напоролся на засаду. В перестрелке был ранен. Пришлось остаться. Зимой 1941/42 года Суров организовал партизанский отряд, который стал действовать в районе Беловежской пущи. Летом сорок второго во время минирования железнодорожного полотна его тяжело ранило в голову. Придя в себя и увидев, что он сковывает партизан, Суров попросил переправить его к нам на хутор.

Лежать в хате было опасно. Поэтому его устроили во ржи, а после ее уборки — под полом (дом имел высокий фундамент). Поправлялся Суров плохо, так как, лежа в лесу, сильно простыл и у него отнимались ноги. Но крепкий организм не подвел его и на этот раз. Только ходить далеко не мог. О возвращении к партизанам не могло быть и речи. С помощью верных людей ему выправили паспорт и прописали в соседней деревне.

Однако Суров не сидел сложа руки. Через подпольщиков он получал и распространял советские листовки и газеты, в том числе газету брестского антифашистского комитета «За Родину». Он собирал также оружие для партизан и нередко посылал нас, мальчишек, искать винтовки в дотах.

Весной 1944 года он все же ушел к партизанам. После соединения с наступающими частями нашей армии Игорь Суров воевал до конца войны. И лишь недавно я получил от него длинное письмо. Мои поиски увенчались успехом.

Детство мое было опалено войной. Довелось видеть многих героев, которые, не задумываясь, отдали жизнь за свою страну. И мы перед ними в вечном долгу.

В. Я. Сисин

Это была явь

Василий Яковлевич Сисин

В июне 1941 года — лейтенант, командир огневого взвода 393-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона. Участвовал в обороне Восточного форта Брестской крепости до 30 июня 1941 года. Был пленен. Находился в лагерях военнопленных Бяла-Подляски, Хаммельбурга, Нюрнберга.

Награжден орденом Красной Звезды и медалями.

Член КПСС.

Ныне работает в совхозе «Верхний Чирчик» Ташкентской области.

Снился мне сон: по щучьему велению наш дом движется ко мне домой, в Ташкент. А потом как задрожит, как застонет… Я проснулся. Дрожало и стонало не во сне. Это была явь. Это была война. Выскочил из дому — навстречу бежит боец. В его руках оптический прицел полевой пушки. Не успели мы с ним поравняться, как рядом разорвался снаряд, и меня сбило воздушной волной. Боец погиб.

Добежал до дивизиона. Здесь бойцы уже с оружием в руках. Дежурный, начальник связи, лейтенант Домиенко раздает патроны.

Я к нему:

— За командиром машину послали?

— Сейчас только поехали шофер и старший сержант.

Машина не вернулась.

Из города прибыл Сергей Шрамко, командир батареи, которая оставалась в крепости. Сбежались женщины с детьми, бойцы и командиры из разных частей и из соседней с нами транспортной роты 333-го стрелкового полка, четыре пограничника. Двое из них — в нижнем белье, мокрые, наверное, с пограничного острова. Третий все горевал, что потерял пограничную фуражку. Четвертый, в черном комбинезоне, сержант.

Я приказал старшине выдать форму им и женщинам, которые прибежали, в чем спали. Среди женщин — военфельдшер Раиса Абакумова со старушкой матерью.

Самолеты сыплют бомбы. Зенитки стоят на валу. Мы к ним. Удалось-таки один четырехмоторный сбить, другой — задымил и с правым креном пошел на юго-восток. Дело прошлое, не знаю, что с ним стало, потому что скрылся он за крепостным валом. Сделали мы несколько выстрелов и по московскому шоссе.

В стороне железнодорожного моста, за Бугом, висел немецкий аэростат. Домиенко говорит:

— Сисин, сбей эту колбасу.

Обстреляли аэростат, но не достали его. Хотел переместить тягачом орудие, чтобы поближе было, но в это время снаряд или бомба попали в погребок с боеприпасами. Стали рваться снаряды, и мы покинули артпарк. Из караульной палатки двое или трое спаслись. А их там было 16 человек.

Многие деревья упали, сраженные. На них были грачиные гнезда. Грачи вьются, не улетают, тоже знают родной дом.

Скоро показалась немецкая пехота. Отбили врагов. Отогнали к Мухавцу. Вода в реке будто побурела от крови.

Погиб Сергей Шрамко. Он упал у стены форта, там его и похоронили.

Опять фашисты полезли. Когда мы погнали, некоторые из них захотели укрыться в доме комсостава. Там боец Гущин (он стоял на посту в артпарке еще перед первой бомбежкой) давай лупить их штыком и прикладом.

На валах, а кое-где уже внутри крепости, немцы установили пулеметы и минометы. Нашей разведке удалось нащупать их огневые позиции. Это над Северными воротами, на перекрестке дорог и на валу правее ворот. И еще за санчастью, в зеленой ограде.

Густой черный дым закрыл подступы к валам. Используя эту завесу, мы решили уничтожить пулеметчиков. Когда снимали их, лейтенант Зельпукаров с бойцами попал под огонь одного из них. Его ранило в спину двумя или тремя пулями. Но он не ушел в укрытие, продолжал руководить своей ротой. Подобравшись в дыму к вражескому пулеметчику, мы отомстили за боевых товарищей.

С утра в промежутках боя со стороны Южного городка доносилась сильная артиллерийская стрельба, но потом ее не стало слышно.

Днем Домиенко с бойцами поймали батарейным радиоприемником сообщение Советского правительства о нападении Германии. Когда я подошел, передача кончилась и диктор начал говорить на украинском языке. По-украински я не понимал и разобрал только «Чырвоная Армия».

Установили мы счетверенный «максим».

Домиенко говорит:

— Ты почему передал пулемет сержанту? Мы не знаем, кто он.

А сержант-пограничник мне как-то сразу понравился, и я ответил:

— Парень он хороший, надежный.

И верно. До последнего патрона вели огонь пограничники.

Подошел майор. Я спрашиваю у Домиенко:

— Кто это?

— Майор Гаврилов, командир 44-го стрелкового полка. Командовать будет фортом. Комиссаром — политрук Скрипник. А начальником штаба — капитан Касаткин. Он уже всех на роты разбил.

Оказывается, меня назначили командиром первого взвода на правом фланге.

Дни сменялись ночами. А ночей считай что и не было. Ночи казались светлей дня. Фашисты пускали осветительные ракеты. Теперь не могу вспомнить, в какой день что происходило. Непрерывно бушевали бои.

Как-то подошли к форту два немецких танка. Вызвал меня Гаврилов:

— Надо заминировать с обеих сторон входы в казематы.

— Так мин нет.

— Придумайте. Свяжите по нескольку РГД [23] .