И что же! При обыске у него нашли холодное оружие, план размещения квартир. Квартира генерала была отмечена крестиком. На допросе диверсант признался, что он имел задание заложить взрывчатку в подвале дома…

Я с 21 июня находился в очередном отпуске, на завтра у меня был заказан билет на поезд Брест — Москва. Вечером, возвращаясь домой с концерта самодеятельности, мы с женой строили планы поездки.

Дома, в кроватке, раскинув ручонки, спал наш Славик, ему только исполнилось полтора года, собирались показать его бабушке. Жена долго суетилась, чем-то гремела, готовясь к отъезду. Я было уже задремал.

— Ваня, Ваня! Ты только послушай, что это? — слышу сквозь сон испуганный голос жены и мгновенно вскакиваю. В открытое настежь окно ворвался густой, рокочущий гул множества моторов, похожий на гул самолетов, летящих на большой высоте. Спустя некоторое время все стихло. Потушив свет, улеглась спать и жена. Конечно, в ту минуту просто невероятно было допустить мысль, что это фашистские стервятники понесли смерть на мирно спавшие города дорогой Родины.

Жуткое пробуждение ожидало нас. Отовсюду неслись дикие, неистовые крики перепуганных насмерть женщин и детей.

— Скорее в подвал! — кричу растерявшейся жене. Она, схватив на руки малютку, натыкаясь на чемоданы, пробралась в коридор, а там — бегом в подвал.

Я туда же. Затем, возвратившись, схватил охапку какой-то одежды и опять — в подвал: жена и ребенок были раздеты.

Откуда-то сверху неслись жалобные крики:

— Люди, помогите! Спасите!

Вбегаю на второй этаж. Квартира генерала. Прямо в спальне разорвался снаряд. По счастливой случайности никто не пострадал. Открыв дверь, я увидел поспешно одевающегося генерала.

— Товарищ генерал, живы! Что же произошло? — кричу я, не зная, что говорить дальше.

— Семью в подвал! Сами в полк! — резко бросил он, затягивая ремень. — Это война…

Прибежал в штаб. Там уже было несколько командиров. Но никого не было из холостяков, проживавших в гостинице. Оказалось, что они были кем-то закрыты снаружи. Не имея возможности выйти в дверь, командиры вынуждены были выбираться через окна.

Скоро основной огонь враг перенес на казармы и боевые парки, а жилые дома теперь подвергались минометному обстрелу.

В полку увидел страшную картину: сотни людей лежали в разных позах убитые и раненые, многие из них, истекая кровью, просили о помощи. Собрав всех в местах, где можно было укрыться от огня, приступили к эвакуации раненых и стали спасать военную технику. Все производилось под непрекращающимся обстрелом. Транспортные машины моей роты вывести не удалось. Они уже догорали, стоя на подпорках. По приказу командира полка вступил в командование сборной танковой ротой, потому что прежний штатный состав восстановить было невозможно.

Внезапно обстрел прекратился. Рассеялся едкий дым. Снова запахла цветущая, присыпанная пылью акация. С ее запахом смешивался запах гари, крови. С тех пор я ненавижу акацию, она всегда напоминает мне кошмар первых часов войны.

События разворачивались с необыкновенной быстротой. Разгорались пожары в Волынке, Вульке, Пугачеве и Бресте. Оправившись от неожиданности и внезапности, части дивизии в предбоевых порядках выходили на сборные пункты. К восточной окраине Пугачева стекались пешие. Некоторые несли маленьких детей, вели раненых.

У моста через Мухавец в районе Брест-Полесский стояли насмерть герои из роты лейтенанта Н. И. Пономарева. Очевидцы потом рассказывали, что там остались сожженные танки вместе с экипажами, а вокруг них трупы вражеских мотоциклистов, перевернутые орудия с убитой прислугой.

Около полудня подразделения отходили в район Жабинки. Переправа по мосту через Мухавец была сопряжена с большим риском. Как пишет в своих воспоминаниях старший лейтенант Е. Ф. Анищенков, здесь настоящий подвиг совершил старшина Иван Петров. К мосту подошли цистерны с горючим. Противник ведет огонь. Генерал Пуганов на ходу собрал командиров.

— Кто поведет цистерны?

Вперед вышел старшина Петров.

— Я поведу.

Петров сел в первую машину и на большой скорости повел ее на мост. Враг усилил огонь, но машины продолжали идти. Скоро они вышли из-под огня. И тут мы увидели, что кабина машины, которую вел старшина, вся изрешечена. Петров с трудом выбрался из нее. Он получил 6 ранений. Командир дивизии тут же объявил Петрову благодарность.

— Вы заслуживаете высокой награды, — сказал он герою, — и будете представлены к ней.

Наш отход прикрывала группа танков под командованием воентехника первого ранга М. К. Емельянова.

Моя рота заняла позиции в районе березовой рощи. Здесь появился человек в военной форме. Он интересовался, где сейчас 393-й дивизион артиллерии. Эта часть стояла в крепости, и я потребовал, чтобы он предъявил красноармейскую книжку. Неизвестный полез в карман и выронил патрон для сигнального пистолета.

— Руки вверх! — крикнул я, но он бросился в кусты. Очередь из автомата догнала его…

С рассветом на восток потянулись эскадрильи бомбардировщиков. Огня по ним мы не открывали, так как у нас были слабые зенитные средства, да и не хотели обнаруживать себя. На Брест выслали разведку, которая вскоре вернулась и доложила о продвижении большой танковой колонны и мотоциклистов. Разведку осуществил младший воентехник Михаил Косоплеткин. Ему удалось обстрелять группу гитлеровцев и взять одного. У пленного обнаружили оперативные карты, в том числе Минска.

Из донесения Косоплеткина стало известно, что враг бросил против нас около сотни танков и полк пехоты. Генерал Пуганов собрал командный состав, до командира взвода включительно, на совещание.

— Товарищи, наш долг, пока есть хоть один снаряд и капля горючего, сражаться за Родину. Задержим врага хоть на час — приблизим победу. Будьте готовы ко всему, возможно, к самому худшему. Но даже смерть во имя социалистической Родины — славная!

Моя рота, вернее неполный взвод, в составе 4 машин получила задачу оборонять от просочившейся в тыл вражеской пехоты машины штаба, политотдела дивизии и остатки тылов.

Бой был скоротечный, на встречных курсах и на открытой, ровной местности. В нем наши бойцы и командиры проявили чудеса храбрости, выдержки и хладнокровия. Особенно отличился командир роты лейтенант Михаил Рыльский [48] . По приказу генерала Пуганова он с четырьмя танками прикрывал отход дивизии из района Жабинки. Но к вечеру получил приказ присоединиться к основным силам в районе аэродрома, где к этому времени уже гремел бой. Рыльский с ходу обстрелял два бронетранспортера и четыре танка, на которых сверху были красно-белые полотнища (для опознавания с воздуха). Танк Рыльского был подбит. Михаил вскочил на корму проходящей двадцатьшестерки, застучал по башне. Люк открылся, и он прыгнул в него. В танке сидел начальник штаба полка майор Сенкевич [49] . Он дал Рыльскому место у пушки. Впереди были видны два танка. Сенкевич, заряжая, говорил:

— Не волнуйся, Миша.

Рыльский выстрелил.

— Молодец, — похвалил Сенкевич. — Хорошо подбил одного. Давай второго…

Накал боя нарастал. И здесь произошло непоправимое. Когда танки устремились на врага, на тылы дивизии налетели «юнкерсы». Загорелись штабные машины и среди них автобус, в котором хранились часть спасенных документов, денежный ящик и святыня части — боевое знамя. Туда, к автобусу, бросились люди. Кажется, это были старший лейтенант Кречетов [50] , Юсаненко [51] и капитан Полховченко. Но было уже поздно. Машины — в огне, а рядом весь обгоревший младший лейтенант. Из-под его горящего обмундирования на груди виднелись только остатки знамени…

Так бились, а если надо, погибали советские танкисты за Родину.

Ю. И. Илларионова-Косова

Спасибо, люди!

Юлия Ивановна Илларионова-Косова